Позднее раскаяние

01.09.2019

Лидия Семёновна Коновалова, работавшая инспектором в налоговой инспекции, напряжённо и тревожно всматривалась в дверь, обитую железом, надеясь услышать знакомый перезвон ключей. Сегодня она особенно ждала этого звука: она должна была увидеть сына, которому накануне исполнилось девятнадцать лет.

Дверь не открывали. Время от времени Коновалова вздрагивала, ей становилось настолько плохо, что, казалось, она не выдержит и упадёт с табуретки, привинченной к полу. «Неужели следователь обманет?» - мучилась она сомнениями.

- Какая же ты дура! В период следствия не дают никаких свиданий, - сказала ей нахальная Катька.

В камере их было шестеро. Каждая с нетерпением ждала окончательного решения по своему уголовному делу. От слов Катьки у Лидии Семёновны ещё больше защемило сердце. Хотелось заплакать навзрыд. Но усилием воли она взяла себя в руки. Вспомнила слова следователя, что на свидание надо прийти без слёз и рыданий, чтобы не нанести сыну ещё одну моральную травму. «Хорошо говорить - без слёз и рыданий, - не соглашалась она в душе. - Да, я преступница, да, я взяточница перед сыном и всеми, но я - мать».

Лидия Семёновна поправила волосы, одёрнула платье и снова уставилась на дверь. Перед ней, как на экране, уже в который раз замелькали кадры из жизни. Тяжёлое послевоенное детство, отсутствие отца, учёба в школе, техникуме, успешно закончив который, она стала работать бухгалтером на заводе и вот уже около десяти лет в налоговой инспекции. Вышла замуж. Муж был намного старше её, но думала, будет так, как говорила мать: «Слюбитесь, свяжетесь».

Прошли годы, она закончила заочно финансовый институт, получила повышение по службе. На работе её уважали. Однако в семье был непорядок, не было душевного покоя. С раздражением она смотрела на своего нелюбимого мужа. Приходя домой, старалась с ним не общаться. Все хлопоты по дому оставляла своей матери.

Она была стройна, красива и знала об этом. Ведь не зря мужики провожали её долгими взглядами.

Как-то в конце рабочего дня начальник пригласил её в свой кабинет.

- Как вы смотрите, Лидия Семёновна, если вместе отдохнём на рыбалке?

Она согласилась. После этого они стали чаще встречаться, вместе ездили в командировки по району.

Дальше как в тумане: праздные застолья, подарки, выезды на природу. Потребовалось много денег. Стала брать взятки.

«А говорили, что взятки недоказуемы, - размышляла она. - Дотошный следователь доказал даже то, что было пять лет назад».

К следователю на допрос она всегда шла с тревогой. Слушал он её внимательно, никогда не кричал, даже не повышал голоса. За мягкость и тактичность она его и ненавидела.

«Зачем ты откровенничаешь? Дай следователю пару незначительных эпизодов, так, года на три, а всё остальное отрицай. А то со своим откровением намотаешь себе срок лет на пятнадцать», - напутствовала её Катька.

Лидия Семёновна уже подумывала написать заявление прокурору и от всего отказаться. Но своим ревизорским умом понимала, что каждый эпизод преступления доказан актами документальных ревизий, экспертизами, показаниями свидетелей и многими другими доказательствами, против которых, как говорится, не попрёшь.

«Что будет, то пусть и будет, лишь бы быстрее всё заканчивалось», - решила она.

За дверью зазвенели ключи. Коновалова напряглась, зашептала: «Миша, сынок мой, сейчас увидишь свою опозоренную мать».

Дверь открылась, но это вызвали Катьку на допрос. «Неужели обманул?» - опять подумала Коновалова о следователе и стала перебирать в памяти все его допросы, искать, где он не сдержал слова. Но ничего такого не нашла. И опять мыслями ушла в свою жизнь, в отношения с мужем и любовником. И снова думала о Мише. Эти мысли о сыне сразу вызвали у неё щемящую боль в сердце, настолько сильную, что, казалось ей, не дожить до встречи.

Невольно вспомнился случай, когда она с малолетним сыном хотела уйти от мужа и уехать с любовником в другой город. Однако мать стала упрекать её в супружеской неверности, просила остепениться, не лишать внука отца. Да и Миша без конца твердил: «Не хочу другого папу».

И вот снова звон ключей. Открывается дверь.

«Коновалова, к следователю».

Некоторое время она безучастно смотрела в сторону двери, а затем, как бы очнувшись, стала вновь лихорадочно поправлять волосы, хотя они были в порядке, одёргивать на себе одежду и почему-то рыться на полке, где лежали её вещи.

Идя по цементному полу коридора, она думала о своей единственной радости в жизни, о своём сыне. «Какой он теперь?» - мелькало в сознании.

В конце длинного коридора в незакрытую дверь следственной комнаты она увидела сидящего сына. Сразу отяжелели ноги, затуманилась голова.

«Хорошо, что он сидит спиной», - подумала она, вспомнив слова следователя, что неправильное её поведение на свидании отрицательно может сказаться на его дальнейшей жизни.

Она не достигла ещё порога, как Миша, уловив знакомые шаги, нервно поднялся и бросился навстречу матери. Он обнял её, стал гладить голову, целовать лицо и руки.

Сын был выше матери, и она никак не могла прижаться к его лицу. Прильнув к груди и обхватив его руками, она горячо заговорила:

- Миша! Мишенька! Сынок! Прости... виновата я. Прости и не осуждай. Я принесла тебе и всем горе. Лишь здесь я поняла цену жизни, цену свободе, которые не заменят никакие деньги, никакое богатство. Будь, сыночек, всегда честным и справедливым... - голос Лидии Семёновны задрожал, из глаз покатились слёзы.

Миша молчал... Его слёзы капали на голову матери.

Следователь отвернулся к зарешёченному окну и подумал: «Как было бы хорошо, если бы в жизни никогда не случалось таких свиданий».

Геннадий ШЛЯПНИКОВ