ВЫБОР

05.02.2024

Друзья, этим постом мы начинаем публикацию глав из повести «ВЫБОР». Автор произведения – фронтовик, прямо сейчас он находится на СВО и оттуда делится с нами своей историей и своими мыслями. 

ПРОЛОГ
Часть1

Было все прекрасно: все о мире пели,
Олимпийский мишка полетел куда-то,
И никто не ведал, что на самом деле
В этот год рождались новые солдаты.
Игорь Растеряев, Песня про Юру Прищепного

Выбор - наверное, самое сложное в жизни. Когда находишься на перепутье дорог, приходится идти вперед, не зная, что тебя ждет. Хорошо, если есть опыт, можно что-то предвидеть или просчитать, но и это не будет служить гарантией, что в конце пути ты увидишь то, что ожидал. 
Мне повезло: в начале моего пути был лицей - СУНЦ УрГУ. Неспроста я возвращаюсь именно в этот период жизни. Полученные знания, а, может, в большей степени, мироощущение, мировосприятие сформировались именно там.  
Это были девяностые, лихие девяностые, мир вокруг стремительно менялся. Для меня, молодого пацана, он загорался яркими красками, казалось, в какую сторону не пойди - везде хорошо. Но в конечном счете, возможно, это сыграло со мной злую шутку: я долго не мог определиться, куда же двигаться дальше. 
Пасмурный июльский день. Над головой – низкие, не летние облака. Поднимаю голову и вижу на постаменте «Катюшу», прародительницу современных Градов. ЕВАКУ.  Спокойно прохожу через вертушку на КПП, впереди – новые испытания, новая, неизвестная пока, жизнь. 
Экзамен по физике в Училище считался одним из самых сложных. Перед кабинетом много народу, все боятся заходить. Думаю: «Чего испугались? Пойду первым!» Зашел, взял первый попавшийся билет, сел, посмотрел, подумал: «Ерунда какая-то, но надо что-то писать.  А что? Тут и писать-то нечего». 
Сразу вспомнился физфак УрГУ с его зубодробильными задачками и разгильдяйской студенческой жизнью:  Куйбышева, 48, аудитория, если не ошибаюсь,  401 - большой амфитеатр, идет лекция, мы сидим на самом верху и разливаем из алюминиевого электрического чайника времен СССР пиво в стаканы. На кафедре стоит профессор и объясняет, как работает гироскоп. В руке у него велосипедное колесо на оси, а на полу вращающийся диск. Встав на него и раскрутив на оси колесо, направляя его в разные стороны, он начинает сам поворачиваться. В один момент, заметив нас, преподаватель сходит с диска, складывает пальцы так как делают, когда приглашают выпить и, вращая рукой, показывая на нас, говорит: «Гироскоп работает так, воон те ребята меня понимают...» Удивительное дело: тот жест профессора вернулся в мою жизнь спустя много лет. Странным образом он поменял свое значение и стал сейчас называться «Джамбо».  Теперь этот жест – воинское приветствие в некоторых подразделениях на СВО. 
А народ все еще заходит, берет билеты и садится на места. У меня до сих пор пустой листок. Чего сидеть?  Я встал, подошел к преподавателю: 
- Можно сдавать?
Он укоризненно посмотрел на меня:
 - Ничего не знаешь, что ли?
- Почему не знаю? Знаю!
- Ну, рассказывай.
Что конкретно было - не помню, но я полез в дебри физики.
- Ты откуда такой? – удивился профессор.
- Из УрГУ, с физфака.
И тут его понесло:
- Так что ж ты мне голову морочишь? Сразу сказать не мог? 5! Иди.

ПРОЛОГ
Часть 2

Так, проучившись год на физфаке УрГУ, я поступил в военное училище - ЕВАКУ. И вот тут я погрузился в новый мир, он был совсем другой. Сознание никак не хотело воспринимать реальность. Во времена лицея учителя прививали нам свободу мысли, творческий, нестандартный подход к решению задач, развитию своей индивидуальности.
Армия! Первое что я услышал: «Ты - никто, у тебя даже имени еще нет!»
В это время уже шла первая Чеченская война. Помню, как переживала мама. В самом воздухе была напряженность. Среди ребят страха, пожалуй, не было - мы ежедневно общались с теми, кто вернулся с войны: командиры, преподаватели...
В 97-м вышел фильм «Чистилище». Запомнилось, как мы его смотрели вечером в казарме после отбоя. Тишина, тяжелая тишина пронизывала темное, с мерцающим огоньком телевизора, помещение казармы, чувствовалось, как у ребят сжимаются зубы от злости.
Война тогда прошла мимо, но все понимали, что это еще не конец.
Страну трясло в похмельном угаре. Рассматривая на занятиях США, как наиболее вероятного противника, в реальности мы видели, как власть сливает Родину, превращая Великую Россию в страну - бензоколонку. Тогда мне казалось, что сейчас мы наиболее ослаблены и противник обязательно воспользуется этим, напав на нас. Но он действовал хитрее, проникал, подобно раковой опухоли, все глубже и глубже в ослабленный организм нашей страны. Немногие тогда понимали, что «помощь» США — это таблетка с медленным ядом. Еще во времена лицея, в начале девяностых, появился Сорос. Тогда считалось почетным для преподавателя получить звание «Соросовский учитель». Дети участвовали в олимпиадах, учителя с энтузиазмом боролись за это звание, и лишь единицы кричали: «Очнитесь, что вы делаете?!» - никто их не слышал.
Обнищавшая страна, преданная и проданная армия, офицеры, вынужденные выживать. Доходило до того, что курсанты привозили командирам со своих огородов картошку. Но при этом в новом мире открывались невероятные, потрясающие, до сей поры невообразимые возможности.
Зимой девяносто девятого года, выходя из училища одетым по гражданке, вдыхая полной грудью морозный воздух, я ощущал чувство свободы, будто тяжелый камень скинул с плеч. Остались где-то позади бесконечные наряды, караулы, полигоны, стрельбы. 
«Нет, армия — это не мое, сюда я больше не вернусь», - так я думал тогда, не подозревая, что через двадцать лет знания, полученные здесь, сильно, пригодятся. Придется вспоминать, что забыл, и учить то, что не доучил. 
Война придет откуда не ждали.
В лицее наш преподаватель истории, пожалуй, лучший в мире учитель (на ее уроках мы погружались в события с головой, будто становились участниками), влюбила в предмет.  
Потом, много читая про историю России, понимаешь: в начале каждого века - война. Тяжелая, разрушительная, но через боль делающая Россию сильнее. 
Умом осознавая неизбежность событий, ты все равно надеешься, что пройдет мимо, не заденет.
В конце весны - начале лета 2022 для меня уже было понятно - не пройдет. В стороне оставаться нельзя, несмотря ни на что! 

Часть 1

Глава 1

Там, над сопкой, в недавно очистившемся от дыма небе, медленно плыл, распластав крылья, неизвестно откуда взявшийся аист. Он парил на небольшой высоте, с земли было видно, как он поворачивал голову на длинной шее то вправо, то влево, будто высматривал, что делается здесь, на бывшей уничтоженной батарее, и там, возле разбитых танков, под которыми лежали немцы, и еще дальше, за речкой, на узкой кромке открытой земли между болотом и лесом. Вслед за Иваном аиста увидели Магомедов и Ружейников. Несколько минут три человека, грязные, заросшие щетиной, в оборванных, обгорелых гимнастерках, забыв на эти минуты о немцах, о павших и похороненных в воронке от вражеского снаряда своих товарищах и о своей неотвратимо приближающейся, как понимал каждый, смерти, наблюдали за вольной и сильной птицей.
Анатолий Иванов, Вечный зов

В августе на Луганщине царит настоящие жаркое лето, утреннее небо покрывается всеми оттенками розового, оранжевого и фиолетового, неспешно пролетающий клин журавлей исчезает вдали, в воздухе чувствуется запах просыпающихся цветов, легкий бриз с расположившегося рядом лимана. Вот уже несколько месяцев мы стоим между Кременной и Сватово - в небольшом поселке. Ведем наступление на Макеевку, поддерживаем огнем штурмовые отряды. На днях удалось форсировать реку Жеребец и оттеснить противника на запад. Но сегодня у нас перекат, куда мы направимся дальше, никто не знает. Во дворе царит суета, ребята выносят вещи, наши питомцы – собаки, Батыр и РС , бегают, мешаясь под ногами, - помогают собираться. За оградой,на линии электропередач на проводах, как на нотном стане, расположась целая стая ласточек. Изобразив не известную нам мелодию, они с любопытством наблюдают за нами, заметив пролетающую мошку - пикируют, тут же возвращаясь на место.
Перекат отнимает много сил, много нервов. Как правило, ты не знаешь куда едешь, что будет дальше, на каком участке фронта предстоит работать. Ребята давно усвоили: где сложно - там мы. В разговорах только и слышно: Бахмут, Запорожье, Херсон. 
Перекаты. Вся наша жизнь состоит из них. Только в текучке повседневности мы их не замечаем, не задумываемся, не делаем из них события. На фронте все иначе: каждый перекат становится осязаемым, каждый – очередная веха твоего боевого пути. Почти год назад случился мой первый перекат здесь, на СВО. 
 День четвертый, как нас призвали. Вечером построение на плацу, объясняют:
- Ребята вы в лагере, но ненадолго, тут временный пункт, места мало, видите, там, на поляне, пацаны уже сутки живут. Утром часть из вас собирается и уезжает, пакуйте вещи!
Лагерь. Краешком детства я еще успел захватить время пионерских лагерей. Советский ребенок был просто обязан «оздоравливаться» каждое лето в лагере: ежедневная зарядка, обед из трех блюд по расписанию, отрядные мероприятия, непременные взвешивания в начале и конце смены (с уверенным привесом после отдыха). Я в лагере был лишь однажды, лет в десять-одиннадцать. У нас, в Сысерти, это было не в почете и мне не очень понравилось: ограничение свободы, расписание, ходить строем - не для меня. 
Гораздо прикольнее, когда ты сам решаешь, где купаться, на каком поле играть в футбол. Хочешь есть - бегом к бабушке. Велик — это круто, можно съездить на свалку. Классно залезть на завод и побегать по цехам. Сходить в депо: а вдруг пригнали вагон с арбузами? Может, на хлебозавод? Там можно у пекаря горячую булку выпросить, разломать ее и тут же съесть. А в лагере есть тарзанка? Нет, а у нас есть, и не одна!

Часть 2

Глава 1

- А, может, пойдем с моста прыгать? Или на рыбалку? 
- Давай на рыбалку, на плотинку, спустимся в шлюзы, там рыба пытается подниматься против течения - можно руками ловить.
Рядом старый завод, там древний разрушенный мост, ты видел, какая там высота? А слабо перелезть по нему? 
- Да легко!
- Врешь!
Потом на Талик рванем (Тальков камень) со скалы прыгать, а завтра - на карьеры...  Какой уж тут лагерь? Кто мог подумать тогда, что другие, военные, лагеря меня настигнут, когда уже мои дети вырастут из пионерского возраста, а сам я отправлюсь по-настоящему защищать Родину? 
И опять перекат! Снова лагерь, снова палатки между холмиков спрятались. Леса нет.  Под ногами хлюпает, пройти невозможно. Дорога разбита, черная мяша земли и воды. Утопая в грязи, с огромным трудом вещи тащишь, они давят, тянут, но нельзя отпустить. Шаг шагнешь, постоишь, дальше прешь. 
Тут быт - ужасный! В предыдущем лагере воды «не было» - оказывается, была. Кого спросить, попросить? Не найдешь никого! Но кормили прилично.  Повара - просто боги. Один был таджик, второй - армянин. Оба контрактники, не мальчишки, отношение другое. Молодцы, все очень вкусно! Такой каши овсяной с тушенкой, да и не только, я не ел, хоть верь, хоть не верь! Но с хлебом проблема - галеты жуем. Не думайте — это важно! Хлеб — это сила, галеты - пузо набить.
Жили в лагере четверо суток. В эти дни, наконец, занялись нами, составили списки, стали учить.
Кто учил? Сами себя и учили! Нашли в строю медиков, кто на скорой работал, нашли ребят, кто в пейнтбол-страйкбол играл или, кто воевал - знает тактические приемы, как в паре работать, или втроем. И понеслось: одна группа бегает с автоматом, другая жгуты мотает, все в поле, приближенно к боевым. Выглядит все это, если ласково, ну очень странно!
Спустя время начали распределять. Никого не принуждали, я бы сказал – помогали.
Был случай один. Парнишка, двадцать с хвостиком лет, невысокий, худощавый, совсем детское личико, да и сам он – пацан.
Командир:   
- Кто в разведку готов, выйти из строя!
Он – вперед, ему:
- Ты куда?! Опомнись, встань обратно!
- Кто снайпер или знает, что метко стреляет, шаг вперед!
Он опять тут как тут!
С ним пообщались, встал на место.
- Кто в арте служил, два шага вперед!
Опять парнишка первым вышел. Красавчик! Кстати, наш, Сысертский, такой молодец! Мы стоим, улыбаемся. Все как в фильме, ну, вы знаете: «Песчаный карьер! – Я! Цементный завод! - Я! Погрузка угля! - Я! ...»
Ваш покорный слуга тоже вышел. Со стороны подошли офицеры-артиллеристы, всех опросили: кто, где, на чем служил. Заметил: офицер галочку поставил напротив меня. Дальше – больше: списки диктуют, кто минометка - колонна один, стволка - вторая, меня нет! Волнуюсь: забыли, потеряли, перевели куда-то? Тут, вдруг, третий список диктуют - реактивный дивизион!
Слышу свою фамилию:
- Я!
Вышел, встал в колонну. На душе - радость! Я представить не мог, что так обернется! Артиллеристы знают: попасть сюда сложно!
Перекличка, стою, слушаю, жду, когда меня крикнут. Вдруг, дежавю! Резко бросает в пот холодный и, как будто, мне 20, я в вузе военном стою на плацу. Фамилию прочитали до боли знакомую. Мне послышалось? Нет! Точно нет? 
Офицер идет, строй смотрит, парень, чуть справа и впереди, его останавливает, говорит:
- Можно мне в ствольную, я из ЕВАКУ, не доучился, но там все знакомо.
Я про себя:
- Стоп, стоп, стоп!
Потянул за плечо парня, чтоб повернулся, смотрю - Андрей!
Мы вместе учились, были в одной батарее, я - в первом взводе, он - во втором!
Так бывает?! Бывает! Вот так судьба!
Но в итоге в Училище мы оба не доучились: я на третьем курсе ушел, он - на втором. Обнялись, говорили долго, посчитали года. Прошло их двадцать четыре! И это, чуть больше половины жизни!
На следующий день нас собрали, объявили:
- Дальше тут вас готовить не будем, собираемся, перекат!

Часть 1

Глава 2

Новая правда
Новой метлы
Теплом, лаской
Пронимала до слез.
Наливала, подносила,
Целовала, подкосила,
Мягко постель стелила,
Да мне не спалось.
К. Кинчев, Бес паники

Уходя с направления Макеевки (ЛНР), мы еще не подозревали, что нас ждет целая серия перекатов, а пока мы разместились в красивой лесополосе, вблизи Старого города. Находясь в тылу, развернули туристические палатки, сделали кухню - получилась уютная беседка. Поставили душ. Ребята шутили: «Мы как будто на Грушинском фестивале». Грустная шутка, на самом деле. Густая листва скрывала наш лагерь. Утром теплое солнце, пробиваясь сквозь ветки деревьев, согревало теплом. Обстановка - по кайфу. А на третью ночь пришла команда - перекат. Расчеты едут на машинах, остальные полетят на вертолетах.
Ранним утром, чуть забрезжил рассвет, проезжая вдоль лесополос на боевых машинах, выехали к асфальтированной дороге. Там уже ждали тралы, вытянувшись вдоль обочины длинной змейкой. Водители готовили их к погрузке. Повсюду творилась суета. Грузили противотанковые пушки, гаубицы, мотолыги (МТ-ЛБ), БТРы, БМП.
Водитель нашего Града, Саня-Белаз, уверенно заехал на платформу. Убедившись, что машина стоит правильно, закрепили ее, притянув тяжелыми цепями.
- Ну, что, готовы? - спросил нас водитель автопоезда Олег.  Тучный, небрежно одетый в грязную, местами засаленную, военную форму, он вскарабкался в кабину тягача, немного поерзав, удобно устроился за рулем, включил музыку. Зашипел воздух, освобождая тормоза, и машина плавно тронулась.
- Олег, куда нас везут? - спросил я.
Водитель глубоко задумался. Опустив голову, отвернулся от меня. По нему было видно, что внутри идет борьба: говорить мне это или, следуя инструкции, молчать? Наконец сквозь зубы ответил:
- Запорожье.
«Значит, Работино», - подумал я. Сейчас там самое жаркое направление: фашисты, не прекращая, штурмуют наши позиции. И то, что нас перебрасывают в спешном порядке, говорит о многом.
В кабине нового Урала просторно, я бы сказал, даже уютно. Утреннее солнце приятно греет, проникая через окно, светит в глаза. Невольно жмуришься. Рядом с открытым люком - два вентилятора, заботливо установленные водителем, нежно обдувают лицо.
Мелькают деревья, бескрайние поля уплывают за горизонт. Скинув кроссовки, подогнув ногу под себя, я откинулся на высокую спинку сиденья. Закрыв глаза, задумавшись, погрузился в негу.
Сколько мне было лет, когда это все началось? В девяносто первом мне было тринадцать. Какой прекрасный возраст: ты еще не взрослый, но уже и не ребенок. А ведь я помню все события очень хорошо, помню свои ощущения. Новые, тогда непонятные слова: путч, ГКЧП.  «Лебединое озеро» по телевизору, танки в Москве, встревоженные лица родителей.
И сегодня мне непонятно, почему никто до сих пор жестко не осудил этих двух предателей, продавших Россию, в угоду своему личному благополучию, удовлетворению личных амбиций? Спокойная, сытая старость Горбачева, периодически выдававшего свое мнение о стране. Кому оно нужно? Человек, разваливший Варшавский блок, выведший армию из ГДР с колоссальными материальными убытками, не получивший ничего взамен, - именно он оголил наши границы. Только вдумайтесь: если бы сейчас наши парни стояли в Германии, разве у кого-нибудь в мире возникла идея даже посмотреть в нашу сторону?

Часть 2

Глава 2

Пустые полки магазинов, бесконечные очереди: за хлебом, молоком, за обувью - за всем, что только можно представить. Хорошо помню это слово - дефицит. Тогда мне казалось, что оно звучит отовсюду. Родители работали на четырех работах и им нигде не платили деньги. В тот год папа, ведущий инженер-конструктор, и мама, преподаватель русского и литературы, ночами, после основной работы, топили печи в вечерней школе. Нас с сестрой брали с собой. Я, как старший сын, помогал с печами, младшая сестренка тоже не стояла в стороне – подтаскивала полешки. Наколов дров, растопив все 12 печей, я ложился на одеяло, расстеленное на полу рядом с одной из них. Тепло от очага согревало одну сторону тела, другую - обжигал еще не прогревшийся воздух. Темные коридоры пустой школы, неспешное потрескивание дров, из приоткрытой двери одного кабинета пробивается тусклый свет - там мама сидит, проверяет тетради своих учеников.
Ранним утром Сысерть еще спит. Лунный свет, отражаясь от ярко-белого снега, освещает припорошенные ветви тополей. Морозный воздух обжигает щеки – протопив печи, мы возвращаемся домой. Через три часа маме уходить на работу, мне - в школу. Понимая, что жизнь изменилась, я не представлял, насколько тяжело выживать родителям. Люди верили Ельцину, была надежда, что активный, дерзкий, уверенный в себе человек выведет страну из сумрака Перестройки. У кого тогда, в декабре 1991 года, екнуло, когда Борис Николаевич, первым делом после подписания Беловежских соглашений, позвонил Бушу - президенту США: «Дорогой друг, задание выполнено!» 
Открыв глаза, повернувшись к окну, облокотившись на дверь, закурил. Немного высунув руку, ощущаешь сопротивление - свежий летний воздух, завихряясь, приятно обдувает, проникая под футболку, охлаждает разгоряченное на солнце тело.
«Где мы едем, что за город?» - внутри непонятное чувство. Сейчас, это уже наша земля. А разве она была когда-нибудь не нашей? Помню, в девяностых по телевизору показывали сюжет про детей, которых отправляли в лагерь «Артек»: диктор с упоением рассказывал о том, как здорово, что Украина предоставила места для детей России. Помню, с каким трудом продлевали аренду баз для Черноморского флота в Севастополе. Несмотря на то, что я был пацан, чувство отчаянья и нереальности происходящих событий не отпускали. Ну разве это не маразм, разве это не предательство? Как?! Как можно умудриться отдать исконно русские земли? Как можно было отрезать от страны Калининград?
А ведь находятся люди, оправдывающие это, воздвигающие памятники, центры, продвигающие фонды, названные именами этих клятвопреступников. Они становятся в один ряд с псевдоисториками-коллаборантами, обеляющими Петра Федоровича (Петра III), переодевшего российского солдата в прусский мундир, вернувшего Фридриху II завоеванные во время Семилетней войны, вошедшие в состав Российской империи Восточную Пруссию и город Кёнигсберг (Калининград). Глубоко пропитанные кровью наших солдат земли он вернул без каких-либо условий. 
Петр Федорович, был внуком Петра Великого. Карл Петер Ульрих - его настоящее имя, родился в Голштинии, сейчас это северная Германия. Недалекий, слабоумный, взбалмошный Карл, стал единственной соломинкой, за которую могла ухватиться, бездетная императрица Елизавета Петровна, чтобы продолжить престолонаследие по линии Петра Алексеевича. Но могло быть и по-другому, ведь он претендовал еще и на Шведский престол, так как был по отцу внучатым племянником Карла XII. Заклятому врагу России - Швеции - повезло.

Часть 3
Глава 2

Одержимый военщиной, Петр lll изводил солдат муштрой. Почитатель Фридриха, он верил в военный гений разбитого нашими войсками короля, считал его своим идеалом. «Ваше величество желаете насмехаться надо мной, расхваливая так мое царствование. Вам благоугодно глядеть на ничтожныя вещи, я же должен дивиться доблестным поступкам и необычайным в свете свойствам вашего величества, ежедневно все более и более считая вас одним из величайших в свете героев». Из письма Петра III Фридриху II.
Конечно же, за это в войсках Петра III не любили и презирали. Историки по-разному оценивают сто восемьдесят шесть дней его правления, выискивают и пытаются трактовать подписанные им законы по-новому, но для меня он всегда будет предателем, тем, кто правил Россией в угоду интересам другого государства. 
В современной истории подобные по своим делам личности принесли нашей стране немало вреда.
Разве ни у кого не промелькнуло в голове, когда в июне 1992, Ельцин, выслушав унизительную речь в конгрессе США, от президента Буша, произносил свою - под желчные, злорадные улыбки, собравшихся в зале западных лидеров. Словно нашкодивший школьник, признающий вину, он унижал Россию. Готовый предоставить доступ ко всем секретам страны, отдать ее на растерзание хитрым гиенам он произносит: «Господи, благослови Америку!»
На мой взгляд, осиновый кол должен торчать из могил этих вампиров.
Машина, прижимаясь к обочине, сбавила ход, остановилась, пшикнув, щелкнул ручник.
- В магазин пойдешь? - спросил Олег. 
Спрыгивая с подножки грузовика, зову ребят, сидящих в кабине БМки:
- Пацаны, пошли в магазин, чего-нибудь поесть возьмем!
Я много путешествовал по стране, объехал на машине всю Россию, но всегда мечтал побывать на Украине. Она представлялась мне красивой, солнечной, ухоженной страной, с яркими зданиями, с великолепными архитектурными ансамблями. Как же я ошибался! Реальность оказалась совсем другой: старые обветшалые постройки советских времен печально смотрят на тебя со всех сторон. Неухоженность, заброшенность везде, куда бы ты ни посмотрел.
Купив в магазине охлажденного квасу, каких-то печенек и снеков пожевать в дороге, мы продолжили путь. 
ДНР нас встретила яркими баннерами «Единой России». Унылая картинка резко сменилась: новая, ровная, широкая дорога сверкала свежей разметкой, автобусные остановки, выкрашенные в цвета российского триколора, радовали глаз.
Водитель прибавил газу, автопоезд, мерно покачиваясь, уверенно двигался вперед. За окном пролетали города: Донецк, Волноваха, Мариуполь... Вечером мы остановились в каком-то поселке недалеко от Бердянска.

Часть 1

Глава 3

Спросите бойцов ополчения,
солдат-ветеранов и вдов,
ответят: хлеб — воскрешение
для тыла и всех фронтов...

А если б меня спросили,
как павшим по праву воздать?
Сказал бы: колосьям России
по августу вызревать!
В. Макаров, Живой хлеб

Растянувшаяся на десятки километров колонна сейчас собиралась. Прибывающие тралы быстро выгружали технику и уходили в обратный путь. Мы спустили машины, поняв, что офицер, сопровождающий нас, еще где-то в пути, загнали Грады в кусты, замаскировав их. Собрались на пятачке возле перекрестка. Кто-то из ребят заметил, как мужчина из частного дома напротив машет рукой, подзывая нас. Мы подошли, увидели парня лет тридцати. Он стоял в одних плавках. Высокий, красивый, молодой, на костылях, с полностью ампутированной ногой. Он заговорил:
- Ребята, я сейчас быстро съезжу за шлангом, наберу теплую воду в уличный душ, сполоснетесь.
- Супер! Спасибо Вам большое! 
Парни обрадовались, ожили, теплый душ был очень кстати.
Сумерки сменились непроницаемой темнотой. Постепенно прибыли и разгрузились все наши машины.
Двинулись колонной дальше искать место для ночлега. Вдоль огромного поля, засаженного пшеницей, разделенного на прямоугольники лесополосами, тянется грунтовая дорога. Неспешно двигаясь по ней, машины мерно гудят, под колесами хрустит засохшая земля, в открытое окно нежно задувает остывающий воздух, принося с собой запах поспевшей пшеницы.
Свернув с дороги в поле, колонна вытянулась вдоль одной из лесополос. Потушив свет фар, ребята вышли из машин. Задача не из легких - в кромешной темноте нужно спрятать целый дивизион боевых машин "Град" в узенькой, густой, с переплетенными колючими ветками кустарника, лесопосадке. Застучали топоры Освобождая место для техники ребята вытягивают длинные ветви, укладывая их, чтобы потом, когда машина встанет на место, укрыть ее.
Работа кипит: стараясь быстрее замаскироваться, что бы осталось больше времени на сон, парни торопятся. Дорога вымотала, порывшись в вещах, примотанных к БМкам, находишь и скидываешь спальник.
- Сейчас бы еще место найти, где лечь.
- Не парься, ложись, где стоишь.
Несмотря на усталость, ребята шутят.
Приютившись на маленькой проплешине между деревьями и кустарником, укутавшись в спальник, вдыхая прохладный летний воздух, принесенный с моря, мгновенно проваливаешься в глубокий сон.
До линии фронта еще далеко, километров восемьдесят. В этом поселке, расположенном на самом берегу Азовского моря, собираются все подразделения нашей бригады, чтобы потом маршем выдвинуться к ЛБС.
Пробиваясь сквозь ветви деревьев, запутываясь в кустарнике, первый, еще не горячий лучик солнца, играя, нежно лаская лицо, заглянул под закрытые веки, спугнул сон. Медленно просыпаюсь, сознание как будто накатывается, выплывая из дальних, никому не известных, тайных уголков мозга.
Где мы? Память возвращает в реальность. Тело, еще секунду назад легкое и отдохнувшее, снова наливается усталостью.
С поля доносится шум работающего комбайна, гул подъезжающих машин. Окончательно проснувшись, я потянулся. Усевшись на спальнике, подогнув ноги, огляделся: большое поле, засеянное пшеницей. Уже отяжелевшая от спелого зерна, слегка коричневатая, она колосится, купаясь в утренних лучах солнца, переливается золотом. Комбайн, разворачивается на краю поля, проезжая мимо нас, оставляет за собой облако зерновой пыли. Запах соломы и свежей пшеницы легким дуновением ветерка подлетает к нам.

Часть 2
Глава 3

Ранее утро, хлеборобы уже в поле. Второй год войны, линия фронта недалеко, а люди выращивают здесь хлеб. Думаю, они понимают, что очень рискуют. Ведь были случаи, и не один, когда трактора принимали за танки, а, может, и специально по ним стреляли, чтобы запугать народ, посеять в их душах страх. Но, как и в годы Великой Отечественной Войны, эти люди, достойные своих дедов, что бы ни происходило в мире вокруг них, собирают урожай. О них, как прежде, мало пишут, мало говорят. Порой мы даже не задумываемся, насколько важна их работа.
 Хлеб для бойца очень важен, он дает силу. «Хлеб нужен фронту, как оружие!» Помню этот плакат, встречавшийся мне на страницах какой-то книги: русский мужик, с волевым морщинистым лицом, с аккуратной бородой и густыми усами, одетый в косоворотку, зачерпывает двумя руками зерно из мешка. Вспоминается блокадный Ленинград, когда в самое трудное, голодное время на человека выдавали всего 125 граммов хлеба. Сколько это? А это - всего лишь маленький кусочек хлеба, испеченный из целлюлозы, жмыха, хвои и ржаной муки. Конечно, проблема была с доставкой муки в город, но, в целом, по стране так же ощущался дефицит. В ночь, когда фашистская Германия напала на Советский Союз, вагоны с зерном еще пересекали границу, уходя на Запад. С немцами был договор - зерно в обмен на станки. Полагают, что Сталин до самого конца не верил, что Гитлер нападет, и ничего не сделал, чтобы предотвратить катастрофу. Огромное количество расположенных вблизи границы складов с зерном достались врагу.
С началом войны всю технику, сколько-нибудь пригодную для нужд армии, забрали у хлеборобов. Мужчины добровольцами уходили на фронт. В тылу остались женщины и дети. На их плечи легла непосильная задача - пахать и сеять. Впрягаясь в плуг по шесть-восемь человек, они пахали поля. Трудились бессонными ночами, когда надо было обмолотить зерно до дождей. Ногами, сбитыми в кровь, руками в одеревеневших мозолях они добывали, так нужный для страны хлеб. Сейчас представьте себя или свою жену и ребенка проснувшихся еще до рассвета. После скудного завтрака, а может, и без него, они, одетые в мешковатую одежду идут, на поле. С такими же, обессилившими от тяжелого труда, женщинами и детьми впрягаются они в плуг и медленно начинают его тянуть. А впереди непаханые, бесконечные гектары земли. Даже подумать об этом страшно!
Каждый раз, оказавшись на новом направлении, на новом месте задумываешься, а что было тут во времена ВОВ, как выживали люди, как освобождали эти земли?
В этих краях в 1941 году развернулись трагические события. Еще в июле здесь, должно быть, так же как сейчас колосилась нива, клонилась к земле отяжелевшая от золотого зерна пшеница, а уже в октябре фашистские войска, неожиданно ворвались в Бердянск, в город вошли танки и пехота, прибыла карательная зондеркоманда. Всему населению, конечно, эвакуироваться не удалось, начались аресты и массовые расстрелы. Что интересно - бургомистром города был назначен учитель немецкого языка местной школы. 
Ярость, с которой фашистами уничтожалось население, была почти такая же безудержная, как ярость современных укронацистов: за два года оккупации больше шести тысяч человек погибли от рук немецких захватчиков. Современные украинские нацисты, с чудовищно напоминающими символику вермахта шевронами, действуют почти как их предшественники: не жалеют население и минируют поля, чтоб люди не могли вырастить себе хлеб – тактика выжженой земли во всей красе.
И теперь на освобожденных территориях, как 80 с лишком лет назад, крестьяне, памятуя, что хлеб – всему голова, работают, несмотря ни на что, за себя и за того парня.
Комбайн убрал последнюю полоску пшеницы и неспешно уехал. Пыль, словно мелкие сверкающие блестки, горстью брошенные в воздух, медленно осела. Поле стало пустым.

Илья Павлов