ПРИГОВОР СЫНОВЬЯМ. Геннадий Шляпников

03.09.2019

Последние годы жизни Анна Ивановна чувствовала себя плохо. То давление мучило, то сердечный приступ, то ноги откажут. И хотя хлопоты её были всё больше по дому, но и они подчас оказывались не под силу. Спасибо соседям, которые её опекали: кто воды принесёт, кто хлеба купит, кто печь истопит.

Ей настоятельно советовали лечь в больницу и серьёзно подлечиться.

«Хватит уж, належалась, - махнув рукой, отвечала старушка и уводила разговор в сторону или просто отшучивалась: - Видимо, пора уже в тополя». Так было принято говорить в этом селе про кладбище, на котором высились тополиные аллеи. А потом она задумывалась: нескладно получилась у неё на старости лет. Не думала остаться одна при живых-то детях, а у неё их было двое: Михаил и Александр и четверо взрослых внуков. Да вот осталась на старости лет одна...

Анне Ивановне был 81 год. Всю свою долгую жизнь она работала. Проводив на фронт мужа, через полгода получила похоронку. И, несмотря на все тяготы жизни, она выстояла и воспитала своих сыновей. Выросли они высокими, статными, и оба как две капли воды походили на Ивана, её погибшего мужа.

После службы в армии Михаил стал работать на такси, а Александр - токарем-карусельщиком. Оба вскоре поженились и уехали: Михаил - в Екатеринбург, а Александр - в Уфу, на родину своей жены. У обоих народилось по двое детей: по внуку и внучке. И снохи оказались вроде бы неплохими. Всё складывалось как нельзя лучше. Вот порадовался бы муж, дожив до этих радостных дней, думала Анна Ивановна. И, может, всё бы было хорошо, если бы Анна Ивановна не сделала необдуманного шага, не уступила настояниям Михаила продать свой крепкий ещё дом и переехать к нему в Екатеринбург.

Тогда, одиннадцать лет назад, движимая материнскими чувствами, она хотела быть рядом с сыном, с внуками, дороже которых не было у неё никого на свете. Она не могла даже и подумать, что через некоторое время ей предложат поехать в ближнее село Кашино пожить в специально купленной для неё избушке, пока не оформят кооперативную квартиру, пообещав, что и у неё будет отдельная комната. Уговорили не только пожить на свежем воздухе, но и заняться делом. Так и не успев разогнуть спину, впряглась Анна Ивановна под старость лет заново в работу и стала содержать скот. С утра до вечера ходила за свиньями, телятами, кормила и выхаживала утят и гусят, чтобы с первыми заморозками Михаил увёз всё это в город, на рынок. Занималась хозяйством шесть лет.

Давно уже Михаил перешёл в кооперативную квартиру, импортную мебель купил, «Волгу» и гараж, а она всё продолжала вести хозяйство, которое с каждым годом разрасталось, становилось обширнее, требовало неустанного внимания, а главное - сил и здоровья. Трудно сказать, сколько бы ещё за счёт её непосильного труда положил Михаил денег на сберкнижку, понабрал дорогих вещей, не случись беды.

Снимая с плиты кастрюлю с варевом для скотины, почувствовала она, как что-то внутри оторвалось. Она потеряла сознание. Очнулась Анна Ивановна в больнице. Услышала заключение врачей: «Инсульт с правосторонним развивающимся параличом». Поняла: дела её плохи. Попросила вызвать Михаила, забеспокоилась, кто же будет с его хозяйством, присмотреть за которым было теперь некому.

Михаил приехал в тот же день, под вечер. С порога палаты заговорил о деньгах за проданный родительский дом, попросил при дежурном враче подписать доверенность, чтобы мог их получить из сберкассы. Спросил, всё ли у матери есть для похорон. И не будет ли она возражать, если её похоронят здесь, в селе, здесь же сделают поминки, поскольку в городе всё это обойдётся дороже.

Слушая сына, Анна Ивановна молчала. В горле стоял комок, по бледным морщинистым щекам катились слёзы.

- Может, выкарабкаюсь ещё, - робко, через силу сказала она и повела разговор об Александре. Зная непомерную жадность Михаила к деньгам, попросила вызвать его, чтобы потом вместе решить, что и как...

Но Александр так и не приехал. Видя, что доверенность на получение денег мать не даёт, перестал бывать у неё и Михаил.

Шли дни, недели серые, похожие друг на друга. Анна Ивановна, привыкшая трудиться и быть всегда среди людей, мучительно переносила неподвижность, одиночество. Думая при этом не столько о своей близкой кончине, сколько о своих сыновьях, она снова и снова искала причину их чёрствости, равнодушия. Особо врезались ей в память трудные послевоенные годы. Припоминала их поведение в семье, привычки, случаи их бездушного отношения к ней. Зная, каким трудом доставался каждый кусок хлеба, дети могли съесть за один присест весь дневной запас, оставив её без пищи. Однако вразумить, растолковать им, что в семье так не делается, она не пыталась. Понимая, что во всём виноват голод, боялась обидеть их. Надеялась, что всё пройдет само собой, как только жизнь изменится к лучшему. И в этом была её ошибка. А поняла Анна Ивановна свой промах, когда перевоспитывать сыновей было уже поздно.

Пристально вглядываясь в каждого, она вспомнила, как рос старший сын Михаил. Был он изобретателен и смекалист. На всё смотрел с точки зрения выгоды. Когда пошёл работать, сразу завел свою кассу, откладывал из зарплаты деньги, чтобы иметь свои сбережения.

Александр по характеру не был похож на брата, но во всём подражал ему. Подрабатывать, будучи учащимся ПТУ, как это делали многие другие во время каникул, считал для себя зазорным. Надеялся на мать, а когда высылка денег задерживалась, напоминал ей об этом.

Как ни старалась Анна Ивановна, так и не припомнила, чтобы сыновья сделали ей какой-нибудь подарок на день рождения. Недорогой, самый что ни на есть простой, а лучше цветы. Нет, такого не было. Наоборот, старались увезти от неё что-нибудь. А больше брали деньгами, считая это обычным делом.

Всё это, казалось теперь Анне Ивановне, было очень давно. И вспоминалось так, по случаю и без зла. Ни чёрствость, ни жестокость - эта она хорошо понимала - не возникают сами собой, не вселяются в душу человека вдруг. Это ниточка оттуда, из детства, и прервать её надо было ещё тогда, когда они были маленькими.

Вопреки ожиданиям Михаила, что мать вот-вот умрёт, Анна Ивановна поднялась. Пересилила недуг с помощью добрых соседей и внимательных врачей. Дождалась выписки из больницы. И хотя день для неё был желанным, радостным, однако, выйдя из больницы и не увидев детей, горько заплакала. Возвратилась в свою избушку. Похоже, поскольку хозяйством заниматься она уже не могла, Михаил, как и его брат Александр, попросту забыл о её существовании.

Умерла Анна Ивановна так же тихо, незаметно, как и жила последние два года после больницы. Утром ещё сидела на завалинке, грелась на солнышке, а вечером её не стало. За несколько дней до смерти попросила соседку Марию, которая за ней ухаживала, как родная дочь, пригласить нотариуса, чтобы составить завещание.

- Последние дни живу, - сказала она и сняла со стены фотографии детей и погибшего мужа.

Михаил приехал, когда мать уже лежала в гробу. Выпроводив всех из избушки, он стал искать сберегательную книжку матери. Перетряс всю одежонку, заглянул во все горшки и коробки, глянул под матрац и в подпол. Но книжки нигде не было. Позвал соседку и узнал: книжка в сейфе у нотариуса вместе с завещанием. Деньги мать завещала дому престарелых, что находится в Двуреченске, куда приглашали Анну Ивановну дожить остаток дней в тепле, по-человечески. Часть денег была завещана также соседке Марии Старковой, многодетной, давно схоронившей мужа женщине, ухаживавшей за ней, как за родной матерью.

Отбив телеграмму брату, Михаил тотчас вернулся в город, чтобы исправить глупость матери с завещанием, проконсультировался с юристами, собрал нужные бумаги, чтобы доказать в суде, что мать писала завещание, будучи психически ненормальной.

Потом был суд. Высокого роста, в модном дорогом костюме, с сединой на висках, Александр приехал со своим адвокатом, долго говорил о несправедливом решении матери, отдавшей ни за что ни про что огромную сумму денег, полученных ею от продажи родительского дома.

- Мы своё требуем, - говорил он, покручивая золотую печатку на одном из пальцев.

Председательствующий в судебном процессе пожилой судья, сдвинув очки на кончик носа, внимательно слушал истца, время от времени делая какие-то пометки.

- Когда вы виделись с матерью в последний раз? - выслушав истца, спросил судья.

- Примерно девять лет назад - отвечает Александр, - но раньше, когда жила в своём доме в Сысерти, приезжали к ней почти ежегодно. Я был спокоен за мать, так как она жила со старшим братом.

Братья переглядываются. Михаил опускает голову.

- Переписывались вы со своей матерью, помогали материально?

- Нет. В моей помощи мать не нуждалась. У неё были деньги за проданный дом. Что касается писем, то у меня просто не хватало времени писать их. Автомашина... дача... не остаётся свободного времени.

- А день рождения матери помните? - задаёт вопрос один из заседателей.

Истец растерянно смотрит на брата. Пожав плечами, признаётся, что не помнит.

Поддерживая Александра, потребовал удовлетворения иска и Михаил. Тот, ссылаясь на якобы подозрительное поведение матери, цитирует её письмо, в котором 75-летняя старушка пишет о заболевшем бычке, ласково называя его Борькой, и путает имена внуков.

- Разве это не говорит о том, что мать была ненормальной? - заключает Михаил.

Не буду, однако, описывать все подробности судебного процесса по этому делу, затянувшегося в связи с многочисленными ходатайствами истцов и их адвокатов. Скажу только, что для восстановления истины по делу суду пришлось дополнительно допросить многочисленных свидетелей: жителей села Кашина, врачей сысертской больницы. И, наконец, суду пришлось провести судебно-психиатрическую экспертизу по многочисленным письмам, которые мать писала сыновьям.

Когда все вопросы были разрешены, когда выступили адвокаты и прокурор, участвующий в деле по ходатайству истцов, суд удалился в совещательную комнату и вынес решение:

«Именем Российской Федерации, исследовав обстоятельства и материалы данного дела, руководствуясь действующим законом, завещание Турыгиной Анны Ивановны в пользу Двуреченского дома престарелых считать законным. В иске Турыгиных Александра Ивановича и Михаила Ивановича отказать».

На востоке говорят: «От человека зависит, что будет вставлено в кольцо его жизни - настоящий алмаз или дешёвая стекляшка». Воистину так!

Геннадий Шляпников